А началось-то всё с того, что я захотела вспомнить, как же там звали эту… эту… ну, в общем, ту самую, в которую Яна превратилась. Не без помощи «Яндекса» вспомнила – Лазь.

Ну а потом завертелось снова. Начала сегодня седьмую книгу слушать, впереди еще девять. Слушать – не то, что читать, это медленнее намного, да и получается только во время путешествия на работу и обратно, вот и тянется. Или не тянется? «Гостью» я вот несколько месяцев осилить не могла при всем великом желании, а «Тайный город» хорошо пошел. Или, возможно, пробки в городе длиннее стали.

Всё же таки второй раз что-то воспринимать совсем по-другому, да и лет уже прошло немало, что-то семь-восемь или около того. Помню, как стонала от смеха на эпизоде в Третьяковке, когда пьяные челы и другие сусчества нечаянно подпольный аукцион накрыли. Сейчас – ровненько так, почти не улыбнуло. Зато те эпизоды, которые подзабылись – отстрел Гомори, например, или Красные Шапки вообще – те на ура. Не до колик, конечно, но тоже хорошо – представьте, сидит девица в маршрутке и смеется непонятно над чем. Или та же самая девица идет по улице и тоже весёлая-весёлая. А как иначе, когда в это время у кого-то зуб выбивают. Ятаганом. Зуб, кстати, потом продали.

И вот еще. Расхожее мнение, что взрослым человек становится, когда понимает, что в мультиках про тома и Джерри и «Ну, погоди!» ему становится жалко кота и волка. Подписываюсь под каждым словом! Сегодня утром по дороге на работу убивали иерархов Кадаф. И мне их так жалко стало. Старею, видать…

Вот как-то неожиданно оказалось, что я всё-таки еду на Кольский. Не всё там радужно, в моем Датском королевстве, однако ж - еду. Тоби мне уже и билеты купил. А еще с нами едет Тобина собака. Такой здоровый хаски - молодой, наивный и игривый Норд. Чувствую, меня ждут незабываемые мгновения. Хотя, может по итогам путешествия я даже примирюсь с наличием собак в этом мире. Кто его знает.
К тому же - никогда еще не видела, как собак на вокзале взвешивают и накладные на них выписывают! Новые впечатления, новые впечатления!

Начинаю собирать вещи, понимаю, что половины нет. То есть они гипотетически есть, но здесь в квартире их нет. Неделя на то, чтобы найти их. И эта же неделя - чтобы собрать взаймы недостающее. Думаю (надеюсь!), что Максимов рюкзак мне подойдет, ибо у того, "который меня уже ждет" пояс на меня велик. Надо найти и померять, да! Кто его знает.

Соображаю, чего мне еще не хватает.

...Вчера звонит Аки - трам-парам, завтра через месяц поход, ты готов, товарищ? Товарищ сижу и ем чипсы, от вопроса подвис. И хочется, и можется. И не можется((((( Буду думать. Может, и совпадет... не знаю.

Едем мы, никого не трогаем, по Ленинградке, вдруг из под колес впереди едущей машинки нам прямо в лоб кааак вылелит какая-то хрень!!! И прямо по капоту, и в стекло и куда-то за спину!!! Максиму показалось, что деревяшка, а мне - смешно, но первая мысль была, что в нас какая-то буханка хлеба попала. Судя по тому, что царапин не осталось, может и впрямь пирожок черствый был))) Однако ж хуе-мое.

На подъезде ко Всполью кто-то перед нами выкинул из окна пустую пачку из-под сигарет. И что-то вспомнилось, как в детстве мы находили эти пачки, потрошили их и выдирали один такой уголок с рисуночком маленьким. Назывался он "королек", и мы на него загадывали желания))) Прямо ностальгия захлестнула.

Она стояла прямо на парапете, и Дивный Ветер развевал её волосы, когда на балконе появилась беловолосая – грустная и спокойная. Белианрод. Обернувшись на звук шагов, она вперила в неё свои глаза – бездонные и пустые, молящие и истекающие болью. Беловолосая, она так и не узнала её имени, пошатнулась под этим взглядом. Из горла рвался крик, подвывающим раскатом прокатился он по Туманным Холмам, заставив осоку испуганно затихнуть:

- За что?!

Боль и мука плавились в сердце беловолосой, неземной огонь сжигал её при взгляде на это исчадье ночи, порождённое видениями, что приходили к ней из глубины Туманных Холмов, на это существо, что свободно читало в её душе и молило о том, чего она не могла бы отдать, даже если бы захотела.

читать дальше

Но произнесённый вопрос ждал ответа, и ответ пришёл – выплыл из её души прежде, чем она успела его остановить:

- Ничем в своей жизни не заслужила ты то, что ты есть, ибо нет в тебе самой жизни. И я не дам её тебе, потому что не в моей власти ткать покровы душ. Я восхищаюсь и храню их красоту, но не держала их нитей никогда.

- Но что есть жизнь? Я так полно чувствовала её, а теперь – смотри, мои волосы трепещут, но я не чувствую ни их, ни себя. Я вижу мои руки и ноги, но зачем они, если они не принадлежат мне, если в них нет этой самой жизни. Ты называла меня оболочкой, но так ли это? Зачем ты вообще позвала меня?

Белианрод склонила голову и прошептала:

- Я никогда не звала тебя, но ты есть, и ты здесь. Я никогда не открыла бы рта, если б знала, что откликнешься ты. Туманные Холмы сыграли с нами злую шутку, о Нежеланное Дитя Снов, но ты никогда не узнаешь, почему всё случилось именно так и не иначе.

И снова крик, полный терзанья и ярости, исторгся из груди Дитя Снов:

- Но это жестоко!

От этого крика согнулись деревья, трещины пробежали по парапету, на котором стояла незваная гостья, ибо столько непознаваемой силы было в том, что вошло в мир.

- Ты ещё не познала настоящую жестокость. Это придёт! Ты сама станешь жестокой, и другие будут жестоки и безжалостны к тебе, ибо по-другому нельзя.

В ответ на это пришелица стиснула зубы, пытаясь обуздать гнев, могучим потоком рвущийся наружу и могущий всё смести на своём пути. Горячая сила вырывалась сейчас из Озера, тянулась к Исчадью Ночи, заполняла её, грозя всё разрушить. Даже Дивный Ветер изменил сейчас своё мерное течение, притянутый тем неведомым, что входило в мир сквозь его новую гостью.

Беловолосая подняла руки, отражая эту атаку. Она не покачнулась, хотя сила Дитя Снов покорила и Дивный Ветер, и Вечную Пущу, и даже сами Туманные Холмы не посмели противостоять ей. Но серые, прозрачные глаза, обрамлённые такими же серыми ресницами, распахнулись… и поток иссяк. Врата захлопнулись.

Туманные Холмы потряс бесшумный взрыв, мягкая, но неодолимая волна докатилась до Дома и прошла по нему, топорща и вздыбливая казавшиеся непоколебимыми каменные стены. Всё плыло и кривилось, только успокоившийся Дивный Ветер всё также мерно дул вокруг и сквозь них.

Дико завизжала Дитя Снов, побелев и согнувшись пополам. Её скрежещущий вопль высек искры из камней, ни один из которых не сдвинулся с места. Золотые волосы сверкающим дождём рассыпались по плечам. У Белианрод даже в пору Начала Начал не было таких красивых волос.

- Что вы делаете со мной?! Мне больно, пусть боль уйдёт! Что я сделала?!

Беловолосая стояла спокойно, казалось, все эти судороги тверди на неё не подействовали. Впрочем, так оно и было. Ответ мира, отвергающего свою гостью - конечно, он не распространялся на его обитателей. Только слезинки застыли в уголках глаз Белианрод, ибо она была поражена болью той, кто чуть было не уничтожила Туманные Холмы.

- Это не я, и даже не Туманные Холмы. Это требует от тебя арафель. Но разве что-нибудь произошло? Я видела, как корчилось твоё прекрасное тело, но разве там есть, чему страдать? В тебе же нет того, что может призвать арафель, так почему ты кричишь? У тебя нет души, и это главное различие между нами. Ты не можешь страдать.

- Но я мучаюсь, мне действительно больно. Пусть боль уйдёт из меня, пусть она освободит мои кости, пусть она уйдёт!

Беловолосая ничего не ответила, лишь вперила в Исчадье Ночи свои истаявшие, прозрачные глаза, пытаясь прозреть, увидеть в ней то, что так напугало её. Но не видела ничего, только золотые волосы, что были прекраснее её собственных. Весна творения ушла из этого мира.

- Душа?! Но у тебя тоже нет души! Ты такая же, как и я, иначе мы не встретились бы тогда в твоих снах. Ты позвала меня, такое же чуждое создание, так дай мне силы быть в этом мире, не отвергай меня!

Белианрод склонила голову, повела взглядом по Туманным Холмам, бесстрастным и безмятежным, но таящим в себе всю суть существования, и безнадёжно вздохнула, не в силах сопротивляться такой боли:

- Что ж, ты ещё много раз проклянёшь меня, но я не могу противиться, когда зовёт арафель. Знай, я никогда бы не позволила тебе гулять по этой земле, что я так люблю. Слышишь меня, Исчадье Ночи, демон моих снов, но нет у меня той силы, чтобы остановить тебя!

- Я проклинаю тебя прямо сейчас, я никогда не вернусь к тебе, бездушная!

- Твоё проклятие не тяжелее и не легче других, тех, что я ношу в себе. Будь жестокой, и умри от своей же силы. Ты ещё познаешь ту боль, по сравнению с которой моя покажется ничтожной. Хотя это и не будет так. Но знай, что даже тогда ты не получишь от меня ничего!

- Я всё равно не отступлю и тогда.

- Ну что ж, обернись птицей и лети. Лети туда, куда ведёт арафель!

Белианрод смотрела вслед улетающему альбатросу, видела, как Дивный Ветер, стремясь ему навстречу, плотно прижимал перья, отсвечивающие золотым, друг к другу. Широкие крылья неумолимо вспарывали воздух, унося Дитя Снов всё дальше в закат.

Посланные вслед слова Дивный Ветер не пожелал нести, швырнул их обратно в лицо беловолосой:

- Помни, забывшая свою душу, что арафель – это то, что никому нельзя встретить, что не должно быть в нашем мире. Пожиратель радости, он ничего не может дать, ничего не имея, и нет ничего могущественнее его.